|
Нам с тобою земли не коснутся
Ритмичный звон железного пола. Я несусь по палубе Сильваны, еле пережив пытку лифтом и тяжело вдыхаю задымленный кислород. Сегодня утром я выругался на свое медленное зажигание. Сегодня днем в ГрандСтрим мы стартуем с Сильваны. Сейчас я бегу к форштевню, неуверенный ни в чем как никогда в жизни.
Потоки воздуха, перемешанного с холодом и темнотой. Ваншип под ударами стонет. Его швыряет, его заносит, его раздирает на куски. Серые бока сверкают во вспышках молний. Я назову его Птицей Дождя. Бесконечная погоня за светом. Этот белый высверк в черном водовороте -'Невеста'. Нагло подрезала нас на старте и теперь надоедливой молью мельтешит перед глазами то удаляясь чуть ни до потери видимости, то приближаясь на выгодную для работы автоматов дистанцию. Сцепляю зубы, еле сдерживаясь, чтобы не высадить в нее всю обойму. "Представь себе вирус с какой-то далекой проклятой планетки, неизвестно какими чертями затащенный на Землю. Половину населения косит сразу. Другая половина дохнет постепенно. Незараженных единицы. Потом Экзайл. Балласт - ваши с Дизетом общие предки. Экипаж - сплошь высококлассные специалисты или сумасшедшие. Жестоко насилуют вирусологию и генетику. В результате получается чудесное избавление. Несколько поколений спокойной жизни и генетической профилактики, плавно сопровождаемой мутациями. Бесконечные истязания ДНК - четыре полностью 'спрограммированных' поколения в итоге. Неизвестная мне - я не спец в генетике - ошибка. Следствие - тотальный рецидив. И хотя исход болезни можно спрогнозировать с точностью до дня и приблизительного времени - вылечить ее невозможно. Стоит еще заметить, что сейчас Гильдия это не та Гильдия, что прилетела интеллигенцией на Экзайле, - Люсиола зло усмехнулся. - Подражать захотели богам, только вот не потянули..." - Лави!? Куда лететь-то?! - В душе не знаю! Ни хера не вижу! Белая стерва зарылась в мглистых завертах ветров, так что потерялся последний ориентир в этом хаосе небес. Летим по врожденному чутью пилота. По-русски говоря, от балды. - Уааа! Что б меня!.. Чайки на девять часов! Даже сквозь демоническое завывание ветра, хруст моих пальцев на рычаге штурвала кажется просто оглушительным. "А теперь представь себе, что все вены, артерии и капилляры лопаются один за другим, и ты постепенно истекаешь кровью. У тех, кто сильнее в первую очередь рвутся голосовые связки. Так что повезет, если просто в крови захлебнешься, так быстрее. Естественно, что для некоторых еще проще сразу пустить пулю в лоб чтобы не мучится от нескончаемой боли, которую сложно перебить даже очень мощными наркотиками. Заниженная внешняя чувствительность и змеиная температура тела - это так, частности..." Позади кто-то заорал - два ваншипа долбануло и смяло вместе, металл корежа насмерть, ломая пилотам кости. Агонические вопли сразу же подхватывают вихри и, как голодные шакалы - куски мяса, тут же разносят во все стороны, смешивая с ураганным ревом. Испарина начинает заливать мне очки, хотя ГрандСтрим промораживает до костей. Впереди клокочет буроватая тьма, стекаясь в небесном в водовороте. - Лави! А прибавь-ка ходу! У меня идейка! "Догадайся теперь, нафига Дельфине выставлять главным призом свой трон. За ненадобностью. И взрывоопасные закидоны Дио. Ты не знал этих двоих до того как проявился вирус... Я имел этакую честь с глубоко детства. Брутальная деспотичная стерва маэстро и маленький, зажатый ее контролем и коротким поводком принц. Прогноз на собственную смерть через пять лет шесть месяцев три недели и четыре дня почему-то сделал из нее обыкновенную женщину. Не без придури, но все-таки человека. Дио... Он усмехался о том, что начал по-настоящему жить только тогда, когда стал умирать. А я, лишь на недолгое время свободный от извечного анестезийного тумана в голове, только и делал, что заставлял себя выкинуть из головы те четыре слова, которые он мне сказал десять лет назад. Что мы с ним друзья. Просто для меня это слишком быстро стало чем-то большим и слишком проблемно было бы это вырвать изнутри, не повредив себя летально. Легче было быть просто вещью". --Люсиола говорил, и я видел ночную реку. И слезы на щеках Дио. Слезы мальчишки, который так не хотел умирать в семнадцать лет-- Спереди ван начинает слегка коробить, срывает блистер, движок кашляет, но ван летит. Он, мать его, все-таки летит! И мы поднимаемся выше и выше, с тонной атмосфер давящих на мозги, сражаясь со зверским бафтингом, мы поднимаемся, мы возносимся над адом. И всего несколько секунд на самой вершине влекомые только волей ветра - срываемся камнем и идеальной глиссадой уходим в зев воздушной круговерти. Что, ГрандСтрим, съел!? Мы порвем тебя насквозь! "А сегодня утром он сказал мне, что ваном легко может управлять и один пилот. Всегда он так, совсем не может играть в команде. Слишком своенравный и никогда никого не слушает. А я ответил, что победы гораздо приятней делить. Только тогда и понял, что ближе, чем есть мы не только не будем, но нам этого и не надо". Еще чуть-чуть и кожу с лица начнет сдирать. Сейчас мы в центре, в самом сердце мира. А это значит, что пройдена половина пути. Половина пути к свободе. На финише я разорву все цепи. А впереди снова слепит белым с золотым. Бессмысленная погоня. У ветра в этом небе конкурентов быть не может. Его не поймать. И он, как и свойственно ветру, по своей природе свободный, свободный в выборе. И непостоянный. Он может ласкать тебя по щекам, игриво и обещающе задувать под одежду, но ты никогда не сможешь его поймать. Ты будешь интересен ему ровно столько, сколько будешь стоять на его пути. И за это можно даже возненавидеть. За то, что сказал, что я бабочка. Так страшно к зеркалу подойти - боясь увидеть, впитать всей радужкой, что узора, того, что на крыльях моих рисует, и в половину похожего нет. И понять - это была помощь, ладонь на плече, ободрение. И сам по себе был - лишь поставленная цель, интересная только в процессе. Но почему же так хочется изломать себя и грудь раздирая, по земле ползать? Страх - взмахнуть, воспарить и как сейчас в его затылок уходящий пялиться, оставшись не более чем оконченной практикой. Какая же ты невоспитанная сволочь, Дио.… Разве можно уходить не попрощавшись? - Вперед-вперед-вперед-вперед-ВПЕРЕЕЕЕД!!!!! Максимальная мощность, так что лопаются все стекла. Только бы успеть, черррт возьми, только дайте мне успеть... Невесомым касанием - об лицо разбивается луч. И еще один. И еще. Сквозь вечный барьер между мирами льется и льется свет. Я вижу коридор слепящего сияния. Иглами в глаза - огромные блики на золотых обручальных кольцах 'Невесты'. Задерживаем дыхание как перед прыжком в ледяную воду. Какой же яркий свет... Тихое тарахтение мотора. Вьюжный шепот за спиной. И серое-серое небо. По закону светотени - самый яркий свет только на границе с самой густой тенью. Так что теперь, пройдя ГрандСтрим насквозь, небо для нас просто серое. На изнанке ослепительного света в бесконечном кружении падает и падает грязный снег. И в этом вечном зимнем вальсе еле угадываются совсем недалеко впереди очертания белого ваншипа. Он взмывает вверх и сквозь похоронную северную тишину слышится звонкий детский крик "Иммельман!" Я все-таки успел. И я все-таки не более чем наблюдатель. Этот маневр, о, этот маневр... Восходящая часть петли Нестерова с поворотом относительно продольной оси на 180 градусов в верхней точке - по книжному определению, сейчас же просто - последний удар сломанных крыльев. Ваншип тонет в сером небе. Я закрываю глаза. Несколько мгновений тишины. Максимально отфильтрованная вода. Дистиллированная. Ускоренная в шесть раз подача клавдия. Самого клавдия - количество умопомрачительное, с нормальной работой двигателя не совместимое. Тройной форсаж. Запредельная перегрузка. Для верности ваншип был напичкан пластидом. Извечно утомленные глаза Алекса сквозь мою спину. На эполеты - благодарная улыбка Софии. Ну что вы, не за что. Не слишком ли щедро для тех, кто изначально знал исход? Я притворюсь, что не помню Дельфину, входящую на капитанский мостик Сильваны, уже тогда передавшую право на трон. Я притворюсь, что не знаю, что Ураганный Ястреб не стал участвовать в гонке, только из солидарности к младшим товарищам по профессии. Я сделаю вид, что не понимаю, что посмертно трон не получают. Я прикинусь. Я забуду. Не то чтобы это имело какое-то значение теперь... Ведь ленты финиша оборваны и обещание сдержано. Все. Больше никаких цепей. Только небо. На новеньком кенотафии, поблескивают в звездном свете мои старые капитанские часы. Стрелка на них бежит туда, куда ей положено по законам времени. Ночное небо Норикии. Запах цветов после дождя. Сыроватый бриз. В этой простоте сочетания ощущений - такое совершенство, что хочется умереть, зная, что так хорошо уже наверно не будет никогда. И еще больше хочется жить и вдыхать этот запах оливы и вишни, пока дышишь. Только сложно будет прежними глазами смотреть в это небо. Потому что я знаю, что оно бывает серым. И непросто будет слушать ветер. Потому что я знаю, чьим голосом он поет. the end....  |
